Если женщину преследует бывший муж или незнакомец из соцсетей, закон ей не поможет. Пострадавшим от сталкинга приходится решать проблему самостоятельно. Как они это делают?
Если у человека появился преследователь, который следит за ним в соцсетях, присылает пугающие сообщения, караулит возле дома или пристает на улице, жизнь может превратиться в кошмар. Обратиться за помощью практически некуда — в России нет закона, защищающего от сталкинга, а полиция часто игнорирует сообщения пострадавших. Такие истории нередко приводят к нападениям и убийствам. С чего начинается сталкинг, как от него спасаются и что происходит в голове у преследователей?
Подписывайтесь на «Косу» в телеграме, чтобы не пропускать новые тексты.
Имена героев изменены по их просьбе.
Отношения против воли
Анастасия рассказывает: летом 2021 года, когда ей было 18 лет, она жила в Йошкар-Оле и устроилась работать в чайную. С некоторыми гостями она подружилась, у них сформировалась компания. Одного из новых друзей звали Айрат, он часто заходил в кафе поработать.
Лето закончилось, многие разъехались на учебу, и в чайной стало меньше посетителей. Но Айрат продолжал появляться, и Анастасия проводила с ним все больше времени. Вскоре они уже виделись каждый день.
Она вспоминает: однажды в переписке Айрат назвал их парой. Анастасия говорит, что ее это разозлило: «Как мы можем встречаться, если этого не озвучивали? Да, я была к нему доброжелательна, мы довольно близко общались, но парочкой не были. Я сказала, что не хочу с ним отношений».
По ее мнению, он не смог смириться с отказом. Поэтому стал постоянно писать ей и повторять, что они должны быть вместе. Нередко он поджидал ее возле дома, а если мимо проходили родственники Анастасии, просил, чтобы они «вывели» ее на улицу.
Сталкинг — это навязчивое и пугающее внимание, которое сопровождается преследованиями и нередко угрозами. Часто сталкинг начинается незаметно, говорит клинический и семейный психолог Ольга Бочкова. Он может даже считываться как проявление любви.
«Например, человека об этом не просили, а он встречает, много звонит, предвосхищает какие-то мысли и потребности другого, — объясняет Бочкова. — Если это происходит во время конфетно-букетного периода отношений, может показаться, что все идеально. Но когда человек сталкивается не с той реакцией, которой ожидал, он реагирует негативно. Например, парень приехал к девушке без предупреждения, а она говорит, что у нее другие дела. Он может начать обвинять ее или как-то еще проявлять агрессию». Дальше может пойти по нарастающей, говорит психолог.
Если же человек считает, что находится с кем-то в отношениях, хотя разговора об этом не было, — это тем более повод насторожиться, объясняет Бочкова. Такое поведение может говорить о том, что человек не принимает обратную связь. Объект «любви» для него — не самостоятельная личность.
Айрат мог приходить в чайную и сидеть там часами. Анастасия говорит, что боялась выходить на смены, особенно когда в кафе не было других посетителей. Несколько раз ей казалось, что Айрат был в невменяемом состоянии. «Чуть ли не со слезами на глазах он пытался меня обнять, притронуться ко мне, — вспоминает она. — У меня начиналась истерика, он был мне противен. Я не знала, как объяснить ему, что я не могу заставить себя его полюбить».
Иногда вмешивались другие гости, а однажды сам владелец кафе попросил Айрата уйти. По словам Анастасии, в такие моменты ей было стыдно, что ее личные проблемы доставляют окружающим неудобства.
Она вспоминает, как в конце декабря пришла на работу в свой день рождения. Друзья приносили в чайную подарки, она угощала всех тортом. Вдруг появился Айрат: он встал на одно колено, достал кольцо в бархатной коробочке и при всех сделал Анастасии предложение.
«Я просто окаменела, — говорит она. — Стояла и думала, что мне делать. Айрат был убежден: когда женщины говорят “нет”, это значит “да”. Все мои отказы он воспринимал как согласие. Мне было очень страшно».
Она все-таки решилась ему отказать. Айрат ушел, но преследования не прекратились. Когда он в очередной раз приехал в чайную и стал приставать к Анастасии, она записала видео и отправила в чат с друзьями. Тогда они решили за нее заступиться.
Алексей, друг Анастасии, вспоминает: «Мы договорились встретиться с Айратом, купили бутылку вина. Он позвал нас к себе домой и почти сразу заговорил о Насте. Я пытался ему объяснить, что ей страшно. Спрашивал, как бы он поступил на ее месте. Он отвечал, что хочет быть с ней. Тогда я стал говорить, что Настя достойна большего. Конечно, я не очень хорошо поступил, но он отстал».
Фонд «Насилию.нет» объясняет: если вас преследуют, заручиться поддержкой знакомых действительно важно. Например, попросить, чтобы вас сопровождали, когда вы куда-то идете. Но нужно помнить: это может оказаться опасно для того, кто вам помогает.
Проявлять агрессию к сталкеру не стоит. Но если преследователь увидит, что за пострадавшую есть кому заступиться, это может помочь. В идеале защищать в такой ситуации должны не знакомые, а полиция. Но на практике это часто не работает. В России нет специального закона, защищающего от сталкинга, а обращения пострадавших нередко игнорируют.
Анастасия подтверждает — Айрат в ее жизни больше не появлялся. Позже она слышала от знакомых, что он лежал в психиатрической больнице, но подробностей не знает.
Сама она после этой истории какое-то время боялась строить отношения с мужчинами. Но в остальном, по словам Анастасии, серьезных последствий она не заметила.
Во время разговора с «Косой» она несколько раз повторила, что чувствует себя виноватой — Анастасии кажется, что она спровоцировала преследования. «Я согласилась с ним пообедать, выйти за пределы чайной, сходить в кино. Даже была у него в гостях», — говорит она.
«Коса» попыталась связаться с Айратом. Он сказал, что очень занят и не хочет общаться с журналистами.
В комментарии «Косе» фонд «Насилию.нет» подчеркивает: сталкинг — это форма насилия, и виноват всегда тот, кто его совершает. Но пострадавших часто винят в том, что они «неправильно» себя вели с «спровоцировали» агрессора. Это может только ухудшить их состояние.
Слиться в одно целое
27-летняя Мария из Москвы рассказывает: несколько лет назад она встречалась с молодым человеком по имени Павел. Они вместе прожили три года и собирались пожениться. Но постепенно Мария стала осознавать, что их отношения — «тяжелые и абьюзивные».
«У Паши была патологическая ревность, — говорит она. — Он пытался контролировать каждый мой шаг, даже такси заказывал к моей работе. Обижался, если я задерживалась. Манипулировал, обвинял в чем-то, устраивал скандалы на пустом месте».
По словам Марии, она предложила Павлу расстаться, но он не согласился и стал вести себя еще более агрессивно: мог дать пощечину или толкнуть ее. Такое поведение ее пугало, и она обратилась к психологу.
«Работая со специалистом, я поняла, что проблема не во мне, — вспоминает Мария. — Что эти отношения разрушают меня. Кстати, Паша был против моей терапии и постоянно допрашивал о том, что говорит психолог».
Вскоре она уже твердо решила прекратить отношения и переехала жить к подруге. И тогда Павел начал ее преследовать. Вот как он сам об этом рассказывает:
«Я не видел ничего плохого в том, чтобы стоять возле дома ее подруги. Правда, делал это всего несколько раз — для меня каждая поездка туда была пыткой. Но я очень ее желал, стремился вернуть. Я искал встречи со своей невестой, с человеком, который много раз клялся мне в любви. Хотел понять, что произошло, поговорить спокойно по душам».
Павел добавляет, что раньше ему не раз удавалось решать конфликты с Марией «благодаря настойчивости», и он надеялся, что теперь это тоже сработает.
Психолог Ольга Бочкова объясняет: человек, который занимается сталкингом, пытается не построить отношения, а установить власть. Обычно все начинается с того, что он не готов принять личные границы партнера или возлюбленного. «Постепенно любви и заботы становится все меньше, — говорит психолог. — Начинается удушающий контроль, любая воля подавляется, особенно при попытке расставания».
По словам Павла, он даже ездил к родителям Марии в другой город, чтобы поговорить. Они общаться не стали — только разозлились.
«Я осознанно шел на риск, потому что жизнь без Маши утратила для меня цену, — говорит он. — Я привык почти все делать с ней: есть, спать, работать. Я слился с Машей и не представлял, как буду жить без нее».
По словам Марии, происходящее ее сильно пугало. «В какой-то момент я поняла, что это уже не просто желание поговорить со мной, а преследование, — вспоминает она. — Я повторяла, что не люблю его, не хочу видеть. Когда он приходил, делала вид, что меня нет дома, выключала свет и сидела как мышка».
При этом Павел считает, что Марии нравились преследования. Он говорит, что в отношениях они практиковали БДСМ и ей «очень-очень нравилось», когда он «проявлял насилие в сексе». По его мнению, это значит, что и сталкинг в реальной жизни должен был ее возбуждать.
Сама Мария, впрочем, говорит, что БДСМ ей никогда не нравился и она практиковала его, только чтобы «сделать приятно» Павлу.
Директор центра «Сестры» Надежда Замотаева объясняет, что преследователи нередко переносят ответственность на пострадавших, манипулируя интимными подробностями. Психолог Ольга Бочкова добавляет: совершенно не важно, какие сексуальные практики нравятся или не нравятся человеку. Это не может оправдать насилия и преследований. В любой сексуальной практике — в том числе в БДСМ — все должно происходить по обоюдному согласию. Сталкинг и агрессия за пределами сексуальной игры с заранее оговоренными правилами — это насилие.
Мария говорит, что Павел не только приходил к ней домой, но и следил за ее жизнью онлайн. Вскоре после расставания она заметила, что кто-то заходил в ее соцсети и мессенджеры с другого устройства.
«Это точно был Паша, — говорит она. — В приложениях была видна модель телефона, с которого был выполнен вход. Это был мой старый телефон, который я оставила у него. Я не сразу заметила, что происходит, и он несколько месяцев читал все мои переписки».
Павел признается: он действительно заходил в аккаунты Марии, потому что ему хотелось знать, «где она находится и что с ней происходит».
Эксперты советуют: чтобы снизить риски онлайн-слежки, лучше не выкладывать фото и видео, по которым можно определить, где вы находитесь. Также стоит проверить свои соцсети и профили в разных сервисах и убедиться, что там нет информации, которую можно использовать, чтобы вас найти. Важно защитить свои устройства и аккаунты: создать сложные пароли и установить двухфакторную аутентификацию. Следует также предупредить родных и близких, чтобы они не делились в соцсетях лишней персональной информацией.
Мария блокировала Павла во всех мессенджерах, но он создавал новые аккаунты и продолжал ей писать. Сам он говорит, что не верил, что его девушка всерьез от него ушла. «Надо было поддержать игру: она от меня бегает, а я пытаюсь ее догнать», — говорит Павел.
И все-таки спустя месяцы преследований он «понял, что попытки бессмысленны», и прекратил следить за Марией. Чтобы перестать постоянно о ней думать, он обратился к психологу.
Теперь — спустя несколько лет — Павел уверен: Мария рассталась с ним, потому что у нее психологические проблемы. Она «не пережила сепарацию от родителей», и поэтому склонна сбегать из отношений. Он добавляет: по его мнению, «Маша наслаждается ролью жертвы».
Сама Мария рассказывает, что после преследований долго не могла прийти в себя. «Наверное, год я чувствовала себя подавленно, — вспоминает она. — Словно загнанный в угол зверь. Постепенно становилось легче, но сложно было избавиться от страха».
Никто не поверит
От сталкинга может пострадать не только взрослый человек, но и ребенок. 22-летняя Алина из Нижнего Новгорода рассказывает, что в начальной школе ее одноклассник Даниил стал постоянно ходить за ней следом и приставать.
«Когда я заходила в туалет, он ждал меня снаружи, — вспоминает она. Мог потрогать за попу. Нас из-за этого дразнили, и я не могла нормально общаться с другими детьми».
Ей запомнилось, как однажды на продленке она издалека увидела Даниила и попыталась спрятаться в туалете. Но он заметил ее и, как обычно, стал подкарауливать возле двери. По словам Алины, она уже научилась на слух определять его шаги и точно знала, что он там.
Не дождавшись, пока Даниил уйдет, Алина вышла в коридор. «Он тут же зажал меня, начал обнимать и целовать, — говорит она. — Я брыкалась и кричала, а двое мальчиков, которые проходили мимо, стали ржать и снимать нас на телефон. В итоге я смогла ударить Даниила между ног и убежала».
Она вспоминает, что в тот раз ничего не сказала родителям — думала, если кто-то узнает о происходящем, над ней только посмеются. Ей никогда не объясняли, что такое домогательства, и она не понимала, что именно с ней происходит. Ей казалось, что «насилие — это когда взрослый дяденька нападает в подворотне».
Специалистка из центра «Сестры» Анна Богомолова объясняет: важно говорить с ребенком о том, что такое секс, насилие и личные границы. Так, чтобы он понимал, что чужие люди не могут трогать его. Важно создать принимающую атмосферу, чтобы обсуждать такие темы было нормальным и ребенок мог поделиться своими проблемами, а не стыдиться попросить о помощи.
По словам Алины, на следующий день в классе Даниил опять подошел к ней. Она испугалась и оттолкнула его, тогда он сильно ударил ее — так, что она ушиблась о стену, потеряла сознание и упала.
«Когда я пришла в себя, я стала задыхаться и плакать от боли, — рассказывает она. — Оказалось, у меня травма позвоночника. Администрация школы убедила мою маму не обращаться в полицию. Многие считали, что я сама виновата, потому что первая толкнула Даниила».
По словам Алины, она четыре месяца провела на больничном, а потом еще некоторое время ходила в корсете. Когда она снова стала ходить в школу, учителя заставили их с Даниилом извиниться друг перед другом.
Все эксперты, с которыми пообщалась «Коса», уверены: если ребенок подвергается преследованиям и насилию, взрослые должны вмешаться и разобраться в ситуации. Ребенок часто не может осознать, что именно с ним происходит. Юристка Консорциума женских неправительственных организаций Татьяна Белова добавляет: «Чем дети младше, тем больше они впитывают из внешнего мира. Если они проявляют агрессию и насилие, да еще и в такой открытой форме, возникает много вопросов к взрослым, которые их окружают и воспитывают».
Алина рассказывает: в пятом классе Даниил стал «провожать» ее до дома. Она пыталась поговорить об этом с родителями, но они сказали, что никакой проблемы нет — одноклассник просто живет в соседнем здании, поэтому ходит той же дорогой.
Правда, когда они делали ремонт в квартире, Алина переехала к бабушке и стала ходить по другому маршруту — и даже тогда Даниил, по ее словам, продолжил за ней следовать.
В школе его приставания становились все более пугающими. «Он мог прижать меня, полапать, — вспоминает Алина. — Подойти сзади и потрогать за грудь. Однажды он сказал: “Я тебя изнасилую, расчленю, а голову отправлю твоей маме по почте”. Мне тогда было 11 лет, а ему — 12».
По ее словам, учителя даже не пытались провести с Даниилом беседу — у него была репутация хулигана, и его поведение никого не удивляло. Зато ей делали замечания. «Все говорили, что я его провоцирую, потому что убегаю, а он якобы охотник, которому нужна добыча», — рассказывает Алина.
Она вспоминает, как в шестом классе отпросилась с урока в туалет. Даниил вышел следом, догнал ее на лестнице, прижал к перилам и стал плевать ей на лицо и расстегивать рубашку. «Я пыталась его оттолкнуть, но но сказал, что сбросит меня вниз, если буду сопротивляться, — вспоминает она. — Я поверила и заткнулась. Он отпустил меня, когда услышал чьи-то шаги. Я никому об этом не рассказала — боялась осуждения. Но подобное стало происходить регулярно».
Специалистка из центра «Сестры» Анна Богомолова объясняет: проявление сексуализированного насилия со стороны ребенка может значить, что он сам пережил подобное или стал свидетелем насилия. Скорее всего, ему нужна помощь, особенно со стороны значимых взрослых.
Она добавляет: ребенок, который проявляет агрессию, может не понимать последствий своих действий. Особенно если сам подвергался насилию. Тогда он может считать, что подобные действия нормальны. Основная ответственность тут — на взрослых.
Алина рассказывает: однажды она одна переодевалась в физкультурной раздевалке и услышала знакомые шаги. Она хотела побыстрее одеться и уйти, но не успела. «Когда я надевала блузку, Даниил подошел и потянул за нее, — вспоминает она. — Я высвободилась и в лифчике и колготках побежала в спортзал. Там тоже было пусто. Он догнал меня, повалил на спортивные маты, стал бить. Я вывернулась, забралась на шведскую стенку, а он стал хватать меня за ноги. Долго так сидеть было тяжело, пришлось слезть. Плохо помню, как именно это случилось, но он снял с меня колготки и вставил пальцы в вагину».
Алина говорит, что все же смогла вырваться и убежать. Следующий урок она провела в туалете, пытаясь оттереть салфетками все места, где ее касался Даниил. В тот же день он опять подошел к ней и прошептал на ухо: «В 15:00 за школой». Тогда она убежала домой.
В средней школе ситуация изменилась. Алина вспоминает, что у нее появилась новая «забивная» подруга, которая провожала ее до дома, а если Даниил приставал, кричала на него, иногда даже дралась. Постепенно он перестал их донимать. Позже класс разделили по профилям, и они почти перестали видеться с Даниилом.
Правда, однажды все же снова появился в жизни Алины. Она рассказывает, что в тот день была в спортзале вместе с одноклассницей. «Он пришел и начал приставать к той девочке. Я решила уйти, но потом поняла, что не могу оставить ее с ним наедине, и вернулась. Он к тому моменту уже тащил ее в раздевалку за волосы. Не знаю, что на меня нашло, но я взяла его за шкирку и несколько раз ударила каблуком в пах».
Учителя, узнав о произошедшем, стали ругать Алину. «На меня кричали и пугали, что из-за меня он не сможет иметь детей, — говорит она. — Я себя сильно винила, думала, что навредила человеку».
По словам Алины, через три месяца в школе появился слух, будто Даниила поставили на учет, потому что он якобы изнасиловал четвероклассницу. Ей показалось, что в этом есть ее вина, потому что она не смогла объяснить взрослым, какую опасность он представлял.
На нее сильно повлиял этот опыт. Алина рассказывает, что некоторое время страдала от обсессивно-компульсивного расстройства. Она могла мыться много раз в день, думая, что «смывает энергетическую грязь». Однажды так перегрелась в душе, что упала в обморок. Чтобы справиться с травмой, она обратилась в центр «Сестры» и работала с психологом.
Теперь она уже не винит себя в произошедшем и знает: с ней произошло сексуализированное насилие, а виноват в таких случаях только агрессор.
Хоть со временем ей и стало лучше, домой она до сих пор ходит разными дорогами — так спокойнее.
У сталкинга могут быть очень серьезные последствия, даже если физического насилия не было. Подобные события на всех влияют по-разному, говорит психолог Ольга Бочкова. Часто у пострадавших появляется неуверенность в себе, выученная беспомощность. Возможны тревожные расстройства, панические атаки, трудности с доверием и построением отношений.
Все эксперты, с которыми говорила «Коса», сходятся в том, что от сталкинга никто не защищен. Чтобы чувствовать себя увереннее, можно пройти курсы самообороны, предпринять меры безопасности в соцсетях. С преследователям не стоит оставаться в замкнутом пространстве. Также можно пригрозить полицией — ведь не все знают, что за сталкинг нет уголовной статьи.
Но ни один из этих методов не гарантирует безопасности. Агрессор может преследовать пострадавшую годами — и часто с этим ничего не получается сделать.
Экспертка Консорциума женских НПО Софья Русова объясняет: в России преследования не контролируются законом, а понятия «сталкинг» даже нет в законодательстве. «Когда женщины обращаются в полицию, им часто говорят, что ничем нельзя помочь. Если не было нанесено физического вреда, значит, и правонарушения не было», — говорит она.
Можно попробовать привлечь человека по статье за сбор и распространение информации о частной жизни, добавляет Русова. Например, были случаи, когда агрессор выкладывал в интернет интимные фотографии потерпевшей, и тогда ему выносили приговор.
Эксперты считают, что если бы в России появился закон о сталкинге, он бы многое изменил, показал бы серьезность проблемы. В глазах общественности преследования перестали бы быть нормой.
Экспертка Консорциума женских НПО Софья Русова говорит, что во многих странах такая практика есть. Например, в Испании за сталкинг человеку может грозить уголовная ответственность. Преследователя могут оштрафовать и лишить свободы на срок до двух лет (а при отягчающих обстоятельствах — на большие сроки).
Если вы или ваши близкие пострадали от сталкинга или других видов насилия, лучше всего обратиться за поддержкой к квалифицированным специалистам или в некоммерческие организации, которые работают с этой проблемой. Среди них центры «Насилию.нет», «Сестры», «НеТерпи», «ТыНеОдна», «Китеж» и другие.
Автор: Алена Кордюкова
Иллюстрации: Midjourney