Как навязанные стандарты красоты и тревога могут привести к селф-харму
Анне 26 лет, она работает менеджером в сфере образования. В подростковом возрасте она очень боялась, что кто-то увидит у нее волосы на ногах, и не могла даже выйти в магазин, не побрив их. Постепенно удаление волосков превратилось для нее в навязчивую идею и стало всерьез угрожать ее здоровью — так, что пришлось обращаться за помощью к психиатру. Анна рассказывает свою историю.
Подписывайтесь на «Косу» в телеграме, чтобы не пропускать новые тексты.
«У меня должна быть гладкая кожа»
В детстве я постоянно видела в рекламе, как женщины бреют ноги, и думала: раз все так делают, я тоже буду. В 13 лет, когда волосы у меня на теле стали темнее и гуще, я впервые взяла мамину бритву и воспользовалась ей.
С тех пор я регулярно удаляла волосы под мышками, в паховой области и на ногах. В то время была мода на короткие джинсы, и я не выходила на улицу, не побрив участок голеней над кроссовками. Даже если нужно было пройти 50 метров до магазина — а вдруг кто-то увидит? Не знаю, почему для меня это было так важно. Родители никогда ничего не говорили мне про волосы, в школе не дразнили. Казалось бы, не было причин так переживать.
Помню, как в 15 лет я со своим тогдашним парнем пошла в кинотеатр на ночной показ. Я с вечера побрила ноги. Рано утром, когда рассвело, мы вышли на улицу и сели на скамейку. Тут я увидела, что у меня на ногах появилась щетина и ее видно, потому что я в коротких шортах.
Я не понимала, как себя вести. Ведь он сейчас все увидит, узнает, что у меня есть волосы на теле. Меня прошиб холодный пот, я соображала, что делать: поджать ноги под себя, закрыть их руками? Предложить прогуляться? А может, сказать: «Да, у меня тоже есть волосы, как и у тебя»?
В итоге я просто постаралась отвлечь его внимание, и он ничего не заметил. А если и заметил, то не сказал. У нас были хорошие отношения, и я понимала, что он в любом случае не стал бы издеваться надо мной или высмеивать. Но почему-то казалось, что при нем я должна выглядеть «идеальной» — а значит, у меня должна быть гладкая кожа.
Переживания из-за волос были не единственной проблемой. В то время — в старших классах — я переживала тяжелый период. Экзамены, поступление, постоянное напряжение и нервы. Я не просто ощущала себя несчастной — это была тотальная тоска. У меня появились вспышки агрессии.
Когда я окончила школу и поступила в институт, лучше не стало. Стресс постоянно накапливался — и позже я столкнулась с последствиями.
«Я могла раздирать кожу семь часов подряд»
В 2017 году, когда я училась на первом курсе, появилась мода на шугаринг. Я тоже решила попробовать и после процедуры стала замечать у себя на ногах вросшие волоски. Помню, как я впервые выковыряла один из них из-под кожи — в тот момент мне показалось, что я стала немного счастливее. Будто навела в чем-то порядок.
Так у меня появилась проблема, которая не давала мне покоя лет. Я стала раздирать кожу. Чем более глубокие волоски я выковыривала, тем приятнее были ощущения — словно все в жизни встает на свои места.
Мне представлялось, что я избавляюсь от какого-то дефекта и тем самым стабилизирую свое состояние. Мол, все ужасно, но есть и что-то хорошее — у меня на ноге ни одного вросшего волоса. Сначала я ковыряла их ногтями, потом стала выдавливать, как прыщи. Потом перешла на пинцет, а дальше — на канцелярский нож.
Каждый день начинался и заканчивался одинаково: я подходила к подоконнику, ставила на него левую ногу и долго рассматривала свою кожу — натягивала, гладила. Рядом со мной лежал «набор инструментов» — иголки, маникюрные принадлежности, значок с булавкой. Ножом для кутикулы я проделывала в коже лунки, а потом пинцетом вытаскивала вросшие волосы из образовавшейся смеси крови и себума.
Кажется, на это занятие я тратила больше времени, чем на учебу, друзей, еду и гигиену. Иногда я ковыряла ноги по пять часов в сутки и останавливалась, только когда начинала болеть голова, а шея затекала из-за неудобной позы. Если я нервничала, становилось еще хуже. Однажды моя мама сильно заболела и попала в больницу. В этот период я могла раздирать кожу по семь часов подряд.
Мне казалось, что самые глубоко вросшие волосы находятся на обратной стороне икры, под коленкой. В том месте я натягивала кожу пальцами и делала надрез канцелярским ножом, а потом пыталась что-то найти в этой ране. Волос там не оказывалось — только сосуды. Но они выглядели как продолговатые темные линии, и я не раз пыталась выковырять их пинцетом. Я воспринимала это как абсолютно рутинный процесс, такой же нормальный, как равнять пилочкой ногти — стандартная бьюти-процедура. На местах, которые я раздирала и резала, появлялись болячки. Бывало, я замечала волос под образовавшейся коркой и снова ее сковыривала.
Если у меня не получалось вытащить какой-то волосок, я паниковала, становилась агрессивной — было состояние, когда зубы скрипят, зрачки напрягаются, и очень хочется разорвать что-нибудь. В такие моменты я делала самые глубокие порезы. Постепенно у меня на левой голени образовалась рана размером с ладонь.
Я не только выковыривала вросшие волосы, но и продолжала брить ноги. Мне казалось, важнее всего удалять их на голенях — особенно летом, когда их все видят. Я брила прямо по заживающим ранам. От них отрывалась корка и застывала в бритве между лезвиями. Все это очень плохо отражалось на заживлении, но кровоточащие раны с гноем и рубцы смущали меня меньше, чем маленькие точки прорастающих волос.
Были моменты, когда я говорила себе: надо остановиться, подождать, пока все заживет. Но потом думала: «Если сделаю еще одну рану, хуже не станет, — у меня их уже 70. Будет 71 — ничего страшного».
«Страдания заглушаются, когда сидишь с окровавленной ногой»
В 2018 году я наконец осознала: что-то не так. Я больше не могла надевать колготки — под ними были огромные кровавые чувствительные раны. Поврежденная кожа реагировала на температуру. Мне было больно принимать горячий душ или выходить на улицу, если там похолодало.
В то лето был чемпионат мира по футболу, и я работала руководителем волонтеров. Июль, жара 35 градусов, а я проводила по 9 часов на солнце в длинных штанах, заправленных в носки. Я понимала, что больше не могу выйти на улицу с голыми ногами — кожа выглядела страшно. Дома я тоже не надевала шорты — не хотела, чтобы кто-то из родных увидел раны и начал про них спрашивать.
Мне казалось, моя кожа выглядит так ужасно из-за каких-то проблем с заживляемостью. Я решила пойти в кожный диспансер, чтобы мне выписали мазь или таблетки, которые помогут ранам затянуться. Действительно, мне прописали лекарства. Но через две недели я пришла снова — результата не было. Врач осмотрел мои ноги и спросил, откуда на них свежие раны. Я призналась, что расковыряла их, и меня направили в психиатрическую больницу.
Удивительно, но я почувствовала радость. Много лет я ощущала, что с моим психологическим состоянием что-то не так, и тут вдруг получила этому подтверждение, а вместе с ним пришло облегчение.
На приеме у психиатра я впервые очень подробно (со всеми мерзкими деталями) рассказала о том, как ковыряю ноги. Специалист, как мне показалось, немного растерялся, а потом повел меня к заведующему врачу.
На тот момент мне трудно было нормально описать, какие психологические процессы предшествуют ковырянию ног. Доктор пришел к выводу, что я делаю это неосознанно — мол, тело «само» действует, а мозг подчиняется. Он даже заподозрил у меня шизофрению. Но в итоге я получила квадратный стикер с номером F42.2 — он означает ОКР, обсессивно-компульсивное расстройство. Мне прописали антидепрессанты и транквилизаторы. Они улучшили сон, но в остальном никак не помогали — и я то и дело бросала их и начинала снова.
Я стала пытаться справиться сама — меньше ковырять вросшие волосы, одергивать себя, когда мне хочется это делать. Каждый день фотографировала свои ноги, чтобы сравнивать, есть ли улучшения. Но я часто срывалась и каждый раз мучилась чувством вины. Успокаивала себя, что этот раз — точно последний, больше я так делать не буду.
При этом отношение к волосам у меня не поменялось — я по-прежнему воспринимала их как дефект, от которого нужно избавиться. Один из терапевтов в клинике объяснил мне, что я ковыряю кожу из-за невозможности контролировать события в жизни. Это успокаивает, потому что мне кажется, что хоть что-то мне подвластно — волосы на ногах.
Думаю, отчасти это объяснялось еще и тем, что я пыталась заменить душевную боль на физическую. Страдания заглушаются, когда ты сидишь с окровавленной ногой и руками: проблемы словно пропадают.
Я хотела, чтобы голени зажили, и пыталась переключиться на другие части тела: бедра, лобок, лицо, грудь. Мне казалось, таким образом я заменяю ковыряние ног на менее вредные действия. Но все было не то: мне нравилось вытаскивать именно вросшие волосы на ногах.
«Пока не выдавлю прыщик — не могу существовать»
В 2021 году я наконец стала лечиться. К тому моменту моя жизнь успела сильно поменяться: я переехала в Москву к будущему мужу и в целом чувствовала себя счастливее.
Мой партнер поддержал меня, когда я пошла к психотерапевту и начала очередной курс таблеток. Он сочувственно и без осуждения наблюдал за моими срывами, когда я снова раздирала кожу.
Параллельно с терапией я сделала курс лазерной эпиляции. Конечно, волосы не исчезли полностью, но их стало гораздо меньше — в том числе вросших. Я лишилась мощного триггера, и процесс выздоровления пошел быстрее.
Сейчас я в ремиссии. Не обращаю внимания на появляющиеся волоски, могу спокойно ходить в короткой юбке или шортах. Но до сих пор чувствую удивление и негодование, когда вижу чью-то голую голень — например, на улице или на обложке журнала. Как будто встретила голого человека на Красной площади.
Долгое время я не говорила никому о своем опыте или описывала его иносказательно. Кажется, сейчас, рассказывая эту историю, я впервые употребила словосочетание «вросшие волосы». Раньше я избегала его. Говорила «прыщики на ногах», «волосяные луковицы».
Бывают периоды, когда я опять начинаю трогать свои ноги. Чаще всего, когда я приезжаю в родной Калининград и оказываюсь в той же комнате, у того же подоконника.
Последние два года я провела в эмиграции и сейчас живу в Ереване. Вдали от дома волосы вообще перестали меня беспокоить, я забила даже на бритье и эпиляцию. Удивительно, что в Калининграде я не могла даже дойти до магазина с небритыми ногами. А в Ереване, который считается более консервативным и строгим в отношении женских стандартов красоты, могу ходить с волосами любой длины.
Правда, иногда я ловлю себя на желании выдавить что-нибудь на теле у мужа. Кажется, пока что я не перехожу черту. Но если он скажет, что ему это доставляет дискомфорт, буду думать, что с этим делать.
Когда я рассказывала о своем желании друзьям, я не раз видела улыбку. Некоторые кивали: «Да-да, у меня тоже так бывает». В Тиктоке есть много смешных видео, где девушки выдавливают прыщики у себя или у парней.
В моем случае это не так забавно. Это — болезнь, которая мешает мне жить. Пока не выдавлю прыщик — не могу нормально существовать.
Записала Маша Ковальковская